Я остался жив

Я остался жив. Это, пожалуй, самое больше чудо в моей жизни. В тринадцать лет я был стариком и всем своим видом вызывал сострадание.

Люди из близлежащих деревень приходили посмотреть на «кувыренного из Питера Митюшку — Пейкиного (мою мать звать Евлампией) и Ванюшкина сына». Обычно собирались в избе вечером, усаживались на лавках и терпеливо ждали, когда я спущусь с горячей печки, разденусь донага и полезу париться на солому в печь. Увидев меня, немели. Женщины подносили концы платков к глазам, и, судорожно всхлипывая, уходили в сени, старики давились махорочным дымом, шумно сморкались, покашливали...

Я постепенно принимал человеческий облик. Говорят, что был тогда похож на дохлого, ощипанного и вываленного в саже петушонка. Но, видно, велико было мое желание жить. Через три месяца под смех колхозниц («стограммный победил килограммного») я перехитрил и бросил на лопатки своего одногодка, парнишку, который был на голову выше и, разумеется, намного крепче. А через год меня называли уже «мужиком». Я валил лес, сплавлял его, ходил зимой в город с извозом сдавать государству хлеб, льняную тресту, сено, казеин. Таскал пятипудовые мешки, бревна; работая, лез из кожи и, бывало, надрывался. В таких случаях тетка Тоня брала корку хлеба, клала (ее мне на голый живот, на корку кудельку, поджигала ее и быстро набрасывала глиняный горшок. Мой живот втягивало в круглую пустоту горшка, и я чувствовал облегчение.